По следам кровавого маньяка

Евгению Карчевскому удалось установить психологический контакт с подсудимым, благодаря чему последний дал признательные показания. Но злодеяния экс­милиционера не единственное громкое дело следователя. В 2012 году он отправил за решётку «молоточников» из Академгородка — Ануфриева и Лыткина. Дело тулунского маньяка Шувалова также доверено ему. О выборе профессии, специфике работы следователя и психологии маньяков — в интервью Евгения Карчевского газете «Копейка».

О пользе для общества

— Евгений Викторович, поздравляем с заслуженной наградой. Ожидали столь высокой оценки?

— Моё руководство отправило документы в Москву, но гарантии никто не давал. В своё время инициативная группа потерпевших — 45 человек, написала письмо со словами благодарности членам следственной группы, указав в том числе и меня. Письма были разосланы в разные структуры: губернатору, в Генеральную прокуратуру, МВД России, депутатам Госдумы, аппарат президента.

— Расскажите: почему вы решили стать следователем?

— К юриспруденции мои родственники никакого отношения не имеют. Родители, помню, спрашивали меня: «Зачем тебе это надо?» Когда­то они трудились на Усольском фанерно­спичечном комбинате — сам я родом из Усолья, а потом ушли в бизнес, чтобы обеспечить будущее мне и моему младшему брату. Для спокойной жизни достаточно было просто пойти по стопам родителей. Но я решил идти своим путём.

В детстве любил смотреть истории про Эркюля Пуаро, Шерлока Холмса, участкового Анискина, а любимым произведением остаётся фильм «Место встречи изменить нельзя». Творчество братьев Вайнеров (роман «Эра милосердия» лёг в основу ленты. — Авт.) стало для меня большим откровением. Потрясла книга «Я — следователь»: перечитывая её сегодня, убеждаюсь, насколько в ней детально описывается наша работа. И хотя уже много лет прошло, ничего не поменялось: если ты следователь от макушки до кончиков пальцев, так ты и будешь жить как настоящий следователь.

— То есть работа следователя — детская мечта, которая осуществилась? Не пожалели, что пошли таким путём?

— Трудности и проблемы есть в любой сфере. Бывают разногласия и недопонимание. Но отдел по расследованию особо важных дел — для избранных, не побоюсь этого слова. Здесь важны знания и опыт, умение и талант. Перед тем как перейти в этот отдел, занимался раскрытием приоритетных дел прошлых лет, они годами лежали нераскрытыми, а преступники гуляли на свободе и упивались своей безнаказанностью.

Мне нравилось расследовать запущенные случаи. Я читал документы, выписывал для себя тезисы, делал анализ и выводы. Одно из таких дел расследовал в 2007 году — ЧП на автобазе в Ново­Ленино. Молодой человек ночью убил сторожа и опустошил около ста автобусов. Искали его больше трёх месяцев. Видеокамер не было, пришлось работать аналитическим способом. И мы нашли преступника.

Этим и нравится мне моя профессия — я получаю удовольствие от результата. Своим близким так и ответил: хочу приносить пользу обществу. Зарабатывать на жизнь можно по­разному, но благодаря моей работе многие люди смогли вздохнуть с облегчением. В деле Попкова, например, числилось больше двадцати семей, которые много лет ничего не знали о судьбе своих близких. Буквально этим летом мне звонила мать одной из убитых женщин. Плакала в трубку долго, про жизнь свою рассказывала. 20 лет её дочь числилась без вести пропавшей. Останки мы откопали в одном из тайников Попкова, где они пролежали с 1997­го по 2015 год.

— А что кроме резонансных убийств попадает в особо важный отдел СК?

— Похищение людей, должностные преступления, фальсификации, дела в отношении моих бывших коллег... У нас априори не бывает простых дел.

— Бывали случаи, когда вам приходилось переступать через себя, идти наперекор своим принципам?

— Нет, конечно! Что за жертвы? Другое дело, что временами приходится испытывать внутреннее беспокойство из­за того, что ничего нельзя исправить в судьбе потерпевших. Понимаю, что мои действия поставят точку в каком­то деле, но смысла в этом уже не вижу. Так было в деле о взрыве двухэтажного дома на улице Алмазной в Иркутске в 2009 году, когда заживо сгорело более пяти человек, в том числе и дети. Виновным признали одного из погибших жителей, хотя цепочка от него тянулась длинная. Если бы каждый тогда сделал свою работу правильно, то трагедии не случилось бы.

 «Легенде» место за решёткой

— Какие из дел вам запомнились особенно?

— Когда в 2012 году закончил дело «молоточников», то думал, что это станет своеобразной вершиной моей карьеры, что ничего более страшного, запоминающегося не произойдёт. Но появился Попков, за ним — тулунский маньяк. И сейчас кажется, что дело «молоточников» было не таким уж сложным. Всё познаётся в сравнении.

— Почему «молоточников» Ануфриева и Лыткина передали именно вам?

— Я сам попросил его в своё производство. Их поймали (в апреле 2011 года. — Авт.), и дело передали в наш отдел. Что­то внутри подсказало мне, что надо в этом разобраться. И действительно, оказалось, что всё гораздо глубже, чем выглядело со стороны.

Двое малолеток ходят по улицам и убивают случайных прохожих — всё, что было известно на тот момент. Когда начал допрашивать подозреваемых, то уловил нотки экстремизма в их суждениях. Начал изучать экстремистскую психологию, проследил их путь. И оказалось — эти ребята совсем не те, за кого их принимали. К тому времени они сумели создать серьёзную экстремистскую группу, призывавшую молодёжь к аналогичным действиям на территории России. Больше ста идейных сподвижников по всей стране — Иркутск, Ангарск, Нижнеудинск, Братск, Нижний Новгород, Москва, Санкт­Петербург... До убийств в других регионах, слава Богу, дело не дошло, но пропаганда шла вовсю. Сейчас подобные действия пресекаются законом, но тогда государство ещё не уделяло этому пристального внимания. К счастью, нам удалось пресечь деятельность этой гидры в зародыше.

— Когда зачитывали приговор, Ануфриев, получивший пожизненное, крикнул: «Ну что, доволен?» Говорят, слова были адресованы вам…

— Да, он крикнул мне. Обиделся, потому что я сказал ему, что бесполезно выкручиваться и наказание неминуемо. Я пытался достучаться до их сознания, объяснить, что они натворили. Даже если убийства не брать в расчёт, то они исковеркали мировоззрение огромного количества людей. Но всё было бесполезно. Гордыня не отпускала даже на последнем слове, это читалось по их выправке, улыбкам и выражениям лиц. Убийцы словно находились не в зале суда, а на мировом олимпе, словно получали признание общества и звание «Человек года».

— Считаете, они до сих пор не осознали?

— Не так давно у Ануфриева брали интервью для передачи «Честный детектив». Так вот он остался при своих убеждениях. Человек сидит на особом режиме восьмой год и гордится тем, что является самым молодым осуждённым к пожизненному лишению свободы. Не переубедить таких людей. Что угодно им говори, они тебя не услышат — у них вера такая. Считают себя лучше остальных, думают, что вправе вершить судьбы других людей, решать — кому жить, а кому нет.

— И непонятно, кто страшнее — они или Попков…

— У Попкова полное безразличие. Ему что вы, что я — мясо! От женщин ему надо было ещё кое­что, поэтому только на них и нападал. Он абсолютно вменяемый человек. Все маньяки осознают, что делают. Более того — желают этого. Получают удовольствие от ситуации, когда владеют жертвой. Попкову ведь не только убийство приносило удовольствие. Ему нравилась власть над человеком, нравилось быть хозяином чужой жизни.

— То есть когда он говорит, что некоторых отпускал, потому что они были «негулящие», то это была игра?

— Часть игры. Захотел — отпустил. То, что они были «хорошие», лишь одна из пуговичек, которую он не до конца расстегнул…

«Раз — и не маньяк. Так не бывает»

— Евгений Викторович, а вы не устаёте от такого общения? По сути, один негатив…

— Работа такая. Кроме того, я не злопамятный. Вот сколько у меня было подследственных, я и сейчас при встрече могу им руку пожать. Если я считаю, что для получения наибольшей информации стоит стать более открытым, всегда начинаю общаться неофициально. Но не со всеми так получается, конечно.

— Попкову тоже руку жали?

— Нет, что вы, Бог с вами! Это абсолютно другое! С такими людьми даже за один стол садиться нет особого желания. Доверительные отношения применимы только по отношению к тем, кто не совершает преступлений против личности и половой неприкосновенности. Что касается Попкова, «молоточников» или маньяка, который сейчас у меня в работе, то общение с ними просто рабочий момент.

— Сложно было добиться от Попкова правды?

— Он двуличный. Нельзя было просто сказать: ну, давай рассказывай. Пришлось выстраивать особую тактику общения. Я изучил и расписал каждый день его жизни за период совершения преступлений, то есть с 1992­го по 2012 год. И про каждый день задавал ему вопросы, перепроверял, делал выводы. Только так удавалось получить истинную информацию. Этому делу я отдал три года жизни. Допрашивал на протокол и общался просто для разрядки. Спрашивал: «Что хотите почитать?» Покупал ему книги, сколько бы они ни стоили. Потом сам каждую книгу читал, и мы с ним обсуждали произведения. Общение помогло понять его личность.

— А что Попков любит читать?

— Ребусы любит. Из романов — «Код да Винчи», я ему всю серию купил.

— Есть версия, что Попков не обо всём ещё рассказал: после 2010 года, когда маньяк совершил последнее доказанное убийство, он перегонял машины из Владивостока. Евгений Викторович, как думаете, могут быть ещё жертвы?

— Это отдельная история, которая огласке не подлежит. Моё личное мнение — то, что мы установили, ещё цветочки… Человек не может просто так остановиться, раз — и не маньяк. Так не бывает. Я спрашивал Попкова уже перед самым судом: «Есть ещё что рассказать?» На что он мне ответил: «Пока хватит…»

Лучшая награда для следователя

— Вы упомянули, что снова работаете с маньяком. Речь идёт о жителе Тулуна, бульдозеристе угольного карьера Шувалове, которого обвиняют в 24 изнасилованиях.

— В декабре 2017 года сдали дело Попкова в суд, и 11 января 2018­го взяли в работу новое уголовное дело по серии изнасилований в Тулуне. Спустя ровно год, 11 января 2019 года, установили подозреваемого, которого задержали и предъявили обвинение. Шувалов совершал преступления с 1992 года по январь 2019­го.

— Его тоже можно назвать маньяком? Как вы его характеризуете?

— Конечно, маньяк! Здравомыслящий мужчина просто не будет делать такое. Кстати, жертвы Шувалова тоже, как и в случае с Попковым, совершенно разные, от 14 лет до 50. Разница лишь в том, что все живы.

— 27 лет бульдозериста не могли найти. На чём же он всё­таки попался?

— Возможно, просто не нашлось людей, которые смогли бы это сделать. Моя группа год работала в Тулуне, ребята допросили 15 тысяч человек, всех поставили на генетический учёт. Было совершенно очевидно, что ко всем эпизодам причастен один человек: общий почерк, мотив, портрет. У нас были образцы его ДНК, и по 15 эпизодам мы нашли совпадение. Следствие на данный момент продолжается.

— Евгений Викторович, психологию маньяков вы специально изучали?

— Приходится, если хочешь знать больше и использовать это в своей работе. Чтобы не допустить ошибок в деле того же Попкова, я даже запрашивал приговоры по Чикатило и Пичушкину, известному как битцевский маньяк. Сравнивал факты, методику, способы, которые легли в основу доказательств их вины. Попков, конечно, всех переплюнул — не только по количеству преступлений, но и по срокам расследования и объёмам дела. Его злодеяния распутывали без остановки 15 лет — это рекорд для России. Уже у меня по нему вышло 327 томов — по 10—20 томов на одно убийство! Отмечу, что в среднем объём уголовного дела составляет 1—2 тома. Пришлось даже писать для прокурора и суда отдельную брошюру — навигационную справку по делу.

— Можно ли вычислить маньяка ещё до того как он начнёт убивать?

— Конечно, можно. Потрет преступника можно создать, зная его жизненный путь. По тем же «молоточникам» я расписал все события их жизни: к чему приводили события одного дня, к чему — другого. И как в итоге создалась личность. Судья прочитал и понял, с кем имеет дело.

— В таком случае почему же в своё время проморгали Попкова?

— При трудоустройстве в его личном деле как раз было написано, что он находится в группе риска. Психолог прописал точный портрет: вспыльчивый, склонен к жестокому обращению… Возникает, конечно, вопрос, почему его допустили к работе в органах, но уже нет смысла рассуждать на эту тему. Мы все люди, и все ошибаемся.

— Вы составляете психологический портрет каждого «клиента»?

— Только в особых случаях — когда хочется, чтобы всё прояснилось как можно скорее.

— И все триста с лишним томов сами писали?

— Конечно. Если хочешь получить стопроцентный результат, нельзя свою работу поручать другому. Коллеги знают: если я сел работать — ко мне не заходить! Надеваю наушники, включаю музыку (российский рок) и сижу печатаю. Чай наливаю покрепче, чтобы не уснуть, и могу сутки писать документы.

— Как удаётся не выгореть на такой рутине?

— Я получаю удовольствие от своей работы, особенно если вижу её результат, когда человек несёт заслуженное наказание. Поэтому хожу на все приговоры по своим делам, чтобы посмотреть подсудимым в глаза.

Беседовала Наталья Федотова.
Фото автора и из архива Евгения Карчевского